РОЛЬ НА ПРОЩАНИЕ
(трагикомедия в двух частях)
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Гюльтекин Сарабская – актриса, за 70.
Хасай Мурадов – народный писатель, за 70.
Контролёр – бывший сотрудник КГБ, за 70.
Продавщица семечек – деревенская женщина средних лет
Продавец газет – бойкий молодой человек 30-35-ти лет.
Нищий – полноватый пожилой мужчина, за 60.
Режиссёр, актёры, рабочие, пассажиры и другие.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Место, напоминающее вокзальный перрон. Справа виднеется установленное на колёсах расписание поездов. Слева тянутся пустые рельсы, над ними семафор, горящий то желтым, то красным, то зелёным светом. В центре, на высоком столбе, висят круглые вокзальные часы. Вокруг расставлены фонарные столбы и скамейки. За прозрачной стеной, на заднем плане, двигаются, сливаясь, тени пассажиров с чемоданами в руках. Где-то вблизи раздаются звуки медленно приходящего в движение поезда. Взволнованные, беспокойные голоса пассажиров, выкрики «Дорогу! Дорогу!» носильщиков, грузовыми тележками врезающихся в поток пассажиров, сливаются в знакомый вокзальный гул.
Голос из репродуктора. Внимание! Внимание! К сведению пассажиров! Начинается посадка с третьего, шестого и четвёртого путей! Просьба пассажирам подойти ко второму перрону. Повторяю, начинается посадка со второго перрона на поезда, отправляющиеся с третьего, шестого и четвёртого путей…
Сцена постепенно освещается. Вокзальный шум смолкает и на перроне воцаряется тишина. Музыка из оперы «Пер Гюнт». На сцене появляется Гюльтекин Сарабская в чёрной, длинной одежде до пят, напоминающей костюм трагических театральных героинь, с чемоданами в руках. Делает несколько шагов и падает на рельсы.
Гюльтекин (дрожит от холода). У-у-у… холодно… (оглядывается по сторонам) Где это я?.. (Наступает на что-то, поскользнувшись, с трудом удерживается на ногах. Наклонившись, подбирает большую, красочную афишу) Что это?.. (Читает) Роль на про-щани-е… (Зрителям) Что за чушь?!. Роль на прощание... Что за примитивщина? Что за фабула? (Комкает афишу и отбрасывает в сторону, проходящим неподалёку рабочим с поклажей) Сынок, подай-ка руку… Видишь, застряла...
С помощью рабочих поднимается на платформу, отряхивает с себя пыль. Рабочие уходят.На противоположной стороне перрона появляется Хасай Мурадов, с обросшим лицом, в поношенной одежде, похожий на бездомного бродягу. Не замечая Гюльтекин, нетвёрдым шагом проходит в центр перрона, останавливается напротив часов, пытается сверить их со своими потёртыми часами, однако то ли от слабости, то ли от нетрезвости не может удержаться на ногах и пятится назад.
Откуда-то неподалёку доносится стук колёс и длинный гудок отъезжающего поезда. От звука Хасай вскидывается, задумчиво смотрит вслед невидимому, удаляющемуся поезду, затем достает из кармана мятый платок, и вытирает слезящиеся глаза и нос. Звуки поезда окончательно стихают, он направляется к одной из скамеек, где замечает на противоположной стороне перрона сидящую на скамье Гюльтекин и, поражённый, застывает на месте. Затем, осторожными шагами отходит в сторону и «прячется» за одним из фонарных столбов.
Гюльтекин (не замечая Хасая, тоскливо оглядывается вокруг). Вот и вокзал, где веет лишь разлукой и печалью… (Вдруг меняется, с наигранной улыбкой) А отчего печалью?.. А может быть, наоборот?.. Быть может, веет он совсем иным?! Быть может, оно и есть единственный путь спасения от тесноты… от тесных лабиринтов безысходности?.. (Умолкает, говорит сама с собой) Нет, не так все этобыло… (Пытается вспомнить. Затяжная пауза)
Хасай изумленно слушает ее. Слышен звук отъезжающего от одного из перронов поезда; поезд набирает скорость, удаляется и пропадает звук колёс.
Гюльтекин (снова входит в роль, принимает другой образ, вздыхая, с тоской). Вот и вокзал… Обитель разлук, словно трагичный конец какой-то пьесы… Печалью полон он… (Умолкает, вдруг с наигранной улыбкой) Но почему?.. Как может источать печаль начало новых и иных начал?.. (Встаёт, лицо выражает мятеж и победу) О нет!.. (Оборачивается в сторону, откуда пришла) Печалью веяло оно!.. Былое, унесённое куда-то прочь!.. (Голос понижается, зрителям) …оставив в памяти лишь горькую печаль… (голос меняется, скорбно) …Не унесённое куда-то… не ставшее былым, а продолжающее жить в тебе, въевшись в кровь твою и плоть… (Опять с наигранной улыбкой) Таким ли должен быть конец тех пылких, сладких грёз?.. (Застывает в молчании, с безумной улыбкой на лице)
Где-то поблизости раздаются голоса вокзальных продавцов: «Семечки-семечки!.. Купи семечки, дяденька!..»
Музыка стихает. Осмелев, Хасай выходит из-за фонарного столба и делает несколько осторожных шагов к скамейке, где сидит Гюльтекин, но вдруг останавливается, нерешительно топчется на месте и снова «прячется» уже за другим столбом. Гюльтекин его не замечает.
Гюльтекин (откинувшись на спинку скамейки, переводит дыхание, задумчиво). …И что все это было?.. Слепящий свет прожекторов… (внезапно завороженно) … тёмное, безмолвное море зрительного зала… (молчит, млея от воспоминаний) Потоки восторга и любви… тёплыми, воздушными волнами накатывающие на сцену, обволакивая тебя… (прикрыв глаза, умолкает, скорбно) А следом тишина… Тишина и мрак… (смотрит куда-то вверх) …и шорох занавеса, медленно, словно топор палача, опускающегося на тебя… (в ужасе) трагический конец, запахом смерти… напоминающий день чьей-то кончины... (опустив голову, умолкает. Откуда-то издалека доносится протяжный гудок поезда. Вдруг на одном дыхании) …И остаётся лишь одно –поскорее добраться до гримёрной... содрать с себя, словно кожу все, что на тебе надето… (Нервными движениями теребит на себе одежду) …и скорее прочь из этого чёртова гнезда!.. (Молчит, обессиленно, зрителям) …Зная, что завтра возвратишься вновь… И не потому, что некуда идти… ещё и потому… (умолкает, потрясённая) …потому, что быть настоящей больше не захочется… (громко, небесам) Да!.. Быть настоящей больше не за- хо-чет-ся-я-я!!!...
Гром аплодисментов, взволнованные крики «Браво-о-о!..». Звучит музыка. Гюльтекин, закрыв лицо руками, начинает раскачиваться в такт музыке, кружится по сцене, словно в танце. Кружась, она движется к фонарному столбу, за которым «прячется» Хасай. Чтобы не столкнуться с Гюльтекин, Хасай отходит в сторону, меняет место, но избавиться от «преследований» Гюльтекин не удаётся. Они сталкиваются. Музыка обрывается.
Гюльтекин, вздрогнув, смущённо возвращается на своё место, садится и исподлобья глядит на Хасая.
Голос из репродуктора. Внимание! Внимание! К сведению пассажиров! Начинается посадка на поезд Баку-Тбилиси, отбывающий в 19.30, с четвёртого перрона. Повторяю: …
Оба внимательно слушают Голос из репродуктора и деловито сверяют часы. На перроне вновь воцаряется тишина. Оба суетливо, неловко возятся на месте.Немного погодя, Хасай, набравшись смелости, приводит себя в порядок, затем делает несколько шагов к скамье Гюльтекин, и оробев, останавливается.Гюльтекин открывает ридикюль, достаёт оттуда зеркало и, что-то напевая себе под нос, как ни в чем ни бывало, приводит в порядок макияж, исподтишка наблюдая за действиями Хасая.
Хасай осмелев, наконец, выходит из-за фонарного столба.
Хасай (сделав несколько шагов в сторону скамьи Гюльтекин, снова останавливается, растерянно). Я вот… все стою и смотрю на вас… Все хочу сказать… (умолкает и, улыбаясь, опускает голову) Ну, вы наверно поняли, о чем я …
Гюльтекин (подозрительным взглядом окинув Хасая с ног до головы, вдруг задиристо). Что, деньги нужны?.. (Не дожидаясь ответа, открывает ридикюль, достаёт купюру, величаво протягивает) На, возьми!..
Хасай (вздрагивает). Нет-нет! Что вы?!
Гюльтекин. Бери-бери, не стесняйся! (Грустно, зрителям) Уж кто-кто, я-то знаю, что такое эта мерзавка-нужда!..
Хасай (сконфуженно). Вы… меня не так поняли. Я… не нищий… (обиженно) …и ничего мне от вас не надо. И вообще, вот это вот… абсолютно мне не свойственно. Я просто хотел сказать… (потупившись, растерянно смотрит под ноги, вдруг взволнованно, зрителям) …что же я хотел сказать?..
Гюльтекин (переставляя чемоданы, устало). Ну что ты мне скажешь?.. Я и так все вижу…
Хасай. Видите?.. А что вы видите?..
Гюльтекин (обернувшись, смотрит на Хасая). Да вот эти тени под глазами. (Вдруг с жалостью) Который день голодаешь, бедолага?..
Хасай (проводя пальцем под глазами). Это вы об этом?.. (Смущённо) Так это ведь не тени...
Гюльтекин. Не тени?.. Тогда что же это?..
Хасай. Это… (Подыскивает слова) Это просто особенность лица… Оно у меня с детства такое...
Гюльтекин (скрестив руки, оглядывает Хасая). Ах, вот оно что?!. Так ты, значит, го-о-рдый, да?..
Хасай.Зачем же вы… оскорбляете меня? (Ему вдруг становится плохо, покачнувшись, хватается за сердце)
Гюльтекин (зрителям). С каких это пор желание помочь считается оскорблением?.. Ну, пожалела, захотела помочь. Не желаешь, ну и черт с тобой! (Кладёт деньги обратно в ридикюль, вдруг замечает состояние Хасая, вскочив, подхватывает его и тащит к скамье) Эй-эй-эй! Что с тобой?.. Милый мой, я ведь...
Хасай (словно в бреду). …и они так думали… и вы теперь также… но это отнюдь не так… все вы ошибаетесь… (внезапно, отпрянув от Гюльтекин, надрывно кричит зрителям) Вы все ошибаетесь!! Все было не так!! Я всегда оставался верен своим идеалам!.. И сейчас также!.. И сегодня…
Гюльтекин (обнимает Хасая, шепчет ему на ухо). Послушай, ты это… в детстве менингитом не болел, а?
Хасай (бьётся в объятиях Гюльтекин). …и душу свою… никогда не продавал!.. (Вдруг робко) Потому что… Потому что верил!! Всем сердцем!!! Душой верил!! До конца!.. До последнего дня!..
Гюльтекин (уводит Хасая и сажает на скамейку. Шепотом). А желтухой?.. Болел желтухой?..
Хасай (приходит в себя, садится, выпрямившись, жалобно). Не помню... Но погодите, погодите… кажется, припоминаю… Да-да-да… Помню однажды в детстве мне туго забинтовали голову... А мама… (заворожённо) мама смотрела откуда-то сверху и плакала…
Гюльтекин (в сторону, тихо). Глядя на тебя, самой плакать хочется, что же матери твоей оставалось?! (Достаёт из ридикюля веер и обмахивает им Хасая. Зрителям) Ну, это у меня врождённое!.. Стоит краешком глаза взглянуть на человека, как тут же вижу его насквозь!..
Хасай (приходит в себя, пугливо оглядывается). …Где это я?.. (Ощупывает себя, растерянно) Что это было?..
Гюльтекин (не обращая внимания на Хасая, зрителям). …Стою, значит, однажды на остановке и вдруг вижу…
Хасай (словно впервые видит Гюльтекин, с округлившимися глазами). Вы… вы кто?..
Гюльтекин (недовольно смотрит на Хасая). Я кто?! (Зрителям, с нервным смешком) Кто-кто, путник!
Хасай (настороженно) Путник? (Вдруг в ужасе). Путник??
Гюльтекин. (Вздрагивает) Господи! (Зрителям) И я вот точно так же испугалась тогда. Аж язык запал… (пытаясь показать, широко открывает рот, оттягивает язык к гортани, сует палец в рот, отчего речь становится невнятной)…пря - мо в гор-ло…
Хасай (с сияющимлицом). Ах, да-а, вспомнил!.. (Умолкает, растерянно пытаясь что-то вспомнить, неловкими движениями приводит себя в порядок) О чем я говорил?.. Ну вот, опять… только что прекрасно помнил… (Вдруг взволнованно, зрителям) А что случилось потом?..
Гюльтекин (не обращая внимания на Хасая, зрителям). …Потом вызвали врача. Он внимательно осмотрел мои глазные белки и сказал: «желтуха!..»
Хасай (испуганно). Доктор?.. Ах, до-о-ктор …
Гюльтекин (не слышит Хасая, зрителям). …А мама, рассмеявшись, говорит: «О чем это ты, сынок?! У нас в роду такой болезни не было! Так у нас ведь все померли от рожи!..
Хасай (радостно). …Вспомнил!.. Клянусь богом, вспомнил, что хотел вам сказать! Вот только имя ваше… (пытается вспомнить) все пытаюсь вспомнить, никак не могу… Сейчас... минуточку… одну минуточку… (пытается привести в порядок волосы, задевает рукой очки, они соскальзывают с лица и падают)
Гюльтекин (наклонившись, поднимает очки, аккуратно надевает их на него, участливо). Зачем это тебе имя, дорогой мой?..
Хасай. Имя? (Взволнованно) Но вы не знаете… Ведь я… Я же ваш поклонник! (Гюльтекин хоть и меняется в лице от этих слов, но берет себя в руки. Музыка) С вашего позволения... (Становится на колени перед Гюльтекин) Разрешите!.. (Целует руку Гюльтекин)
Гюльтекин (беспокойно оглядываясь). Встаньте... Ну, встаньте же, прошу вас. Люди смотрят. Что подумают?..
Хасай (на коленях). Да ну их! Пусть думают, что хотят! Ведь вы... великая актриса!.. Ведь перед вами… (подыскивает слова)
Гюльтекин (нервничает, в сторону). Ну вот, началось...
Хасай. …перед вашим талантом все… всё человечество должно стоять на коленях!..
Гюльтекин. Успокойтесь, прошу вас. Успокойтесь… (Оглядывается по сторонам, тихо) Вы, наверное, меня с кем-то путаете. (Умолкает, вздохнув, с грустью, зрителям) Но вот с кем?..
Хасай. Путаю?.. Что вы?.. Как можно? Ваш голос… я узнаю его из тысячи голосов!.. (Обернувшись к зрителям, с театральным пафосом)
Став камнем, зацвела травою!..
Травой увяла, ожила тобою!..
Гюльтекин. Ах вот оно что… Поняла - поняла, о ком речь. Это вы, наверное, о той известной актрисе. Это та, которая… (ловкими движениями раскрывает чемодан, достаёт оттуда огромный веер с перьями и шляпу. Надевает шляпу и позирует с веером в руках)
Хасай (заворожённо). Ага-ага…
Гюльтекин (вдруг меняется, вяло бросает веер и шляпу обратно в чемодан). А я ведь не она.
Хасай. Не она?.. (Надев очки, внимательно вглядывается в Гюльтекин) Как не она? Вот же они! Те же самые выразительные глаза!.. Тот же полный любви и мести пламенный взгляд!.. То же чело!.. (Откинувшись назад, снова всматривается в Гюльтекин) Тот же красивый, высокий лоб!.. (Поворачивается к зрителям, с прежним пафосом)
Две души, ужившись в печальной груди,
Хотят оторваться одна от другой…
Одна всей сутью на земле…
Другая рвётся в небеса!..
Гюльтекин (грустно). Она больше не рвётся никуда…
Хасай. Кто?..
Гюльтекин (скорбно). Душа… Моя душа... (Вдруг, будто ужаленная, безумными движениями что-то ищет на себе) С некоторых пор спрятавшаяся где-то… бесследно исчезнувшая куда-то, моя несчастная душа... (опустив голову, умолкает)
Хасай. Что с вами? Почему замолчали?..
Гюльтекин (печально).
Не плачьте над могилою моей,
Меня там нет, я не уснула в ней!
Я – дуновенье ветра над землей,
Я – в снежной тишине зимы,
Я – в солнцем залитых полях,
В реке и неразлучных берегах.
Когда в тиши утра проснетесь вы
Я снизойду на вас из синевы…
(Опустив голову, замолкает)
Хасай (изумлённо откидывается назад). Боже?! Тот же голос! Тот самый, что годами горячими струями питал мои жилы!.. Как давно я не слышал его... (Вдруг взволнованно) Но почему?.. Почему вас давно не видно? Скажите, в чем причина?
Гюльтекин. Причина?..
Хасай. Почему не появляетесь на сцене?.. Или пьесы вам не по душе?..
Гюльтекин (недовольно). Что за глупые вопросы?.. (вдруг резко) Это что – допрос?.. Или, вас следователем ко мне определили?..
Хасай (смутившись). При чем тут следствие? Я просто…
Гюльтекин (устало открывает ридикюль). Вам дай только волю…
Хасай. Волю?.. Что я такого сказал?.. Чем вас обидел?..
Гюльтекин (раздражённо про себя). Кошмар какой-то… (Хасаю) Шёл бы ты своей дорогой, а? На кой черт я решила пожалеть тебя?!
Хасай в растерянности, неуклюжими шагами бредёт обратно. Гюльтекин встаёт, нервными движениями снимает плащ.
Гюльтекин (отстёгивает пышную булавку с платья и бросает её в ридикюль, разговаривает сама с собой). Не знаешь, куда деваться от этих надоедливых поклонников!.. Выходишь на улицу – проходу не дают! Заходишь в магазин – облепляют тебя как мухи!.. Не знаешь уж куда и деваться!..
На перрон выходит продавец с большой сумкой, полной журналов и газет.
Продавец газет (большими шагами идёт по перрону). Свежие газеты, журналы!.. Горяченькие!.. С пылу, с жару!.. Политика и криминал!.. Жизнь и творчество поп-звёзд!.. «Плейбой»! «Одно мгновенье жизни!» «Будь моей!» По оптовой цене!.. (Подходит к Хасаю, щекочет его под рёбрами, тот отступает. Хасаю, тихо) «На страже здоровья»… Тебе отдам за 50 копеек. (Хасай, заложив руки в карманы, отходит в сторону. Продавец неожиданно войдя в образ, Хасаю вслед)
Господь, ты где? Дай мне ответ!
Дай мне терпенья все снести,
Я не нашел ответов на вопросы
И не сумел ушедших возвратить.
Хасай (Продавцу газет, указывая на Гюльтекин, тихо). Ты это… потише, что ли?..
Продавец газет (не слышит Хасая, широкими шагами ходит по перрону, все ещё в образе).
Еще вчера кипела жизнь,
И ту дождями смыло, как мне быть?
(Вдруг заметив Гюльтекин, кидается к ней) О, для женщин – «Все для тебя»! Всего за два маната! (Вдруг узнав ее, замирает на месте) Погодите, погодите, это же… Глазам не верю…
Гюльтекин (отворачивается, в сторону). О Боже!..
Продавец газет (делает несколько шагов к Гюльтекин, останавливается, заворожённо). Вы… (Хасаю) Это же… (Хасай отворачивается и отходит, Гюльтекин) Господи!.. Какой сюрприз!..
Гюльтекин (недовольно, Продавцу газет). Что вам угодно, гражданин?..
Продавец газет. Мне?.. Уж больше ничего… Готов тут умереть охотно я! С превеликим удовольствием!.. Скажите только слово!
Гюльтекин (сердито). Если вы насчёт журнала, то он мне не нужен.
Продавец газет (делает ещё несколько шагов к Гюльтекин и останавливается). Ведь вы… не знаете… Я… (снимает с плеча объёмистую сумку и отбрасывает её в сторону) Я… (падает на колени перед Гюльтекин)…люблю вас!.. (Гюльтекин и Хасай вздрагивают и удивленно переглядываются) Если б вы знали, как изменили мою жизнь!.. В один миг, в один лишь миг!.. Одним жестом!.. (Стоя на коленях, изогнувшись, суёт голову подмышку) Сами того не зная…
Хасай (взяв Продавца газет под руку, пытается оттащить его в сторону, тихо). Ты что, с ума сошёл?!. Видишь – сердится!.. Займись своим делом!.. (Не сводя глаз с Гюльтекин, собирает рассыпавшиеся газеты и журналы, как попало запихивает их в сумку, отдаёт её Продавцу газет и подталкивает его к выходу)Давай-давай, чеши отсюда…
Продавец газет (уходя). Это сон!.. Клянусь, это сон!.. Не верю своим глазам!.. (Какое-то время его голос ещё слышится за сценой) … После того спектакля я слег на неделю! Не мог в себя прийти!.. Голова шла кругом!... (Его голос слабеет, стихает)
Гюльтекин (вздыхает, печально, зрителям). Вот тебе и вокзал… Вот и выход. И здесь спасения нет…
Покажи укрытие… где смогла бы я исчезнуть…
Укажи мне место… не на земле и не в могиле…
(Обняв колени, стонет как раненое животное)
Хасай (осторожно). Это местный продавец газет. Не судите строго. Больной он театром... (слышит стон Гюльтекин) Что с вами?.. Болит что-то?..
Гюльтекин (не поднимая головы, тихо стонет). Да-а-а…
Хасай. Что?..
Гюльтекин. Волосы…
Хасай. Волосы?.. (Настороженно) Но ведь… волосы не могут болеть!.. Они… просто выпадают… (задумывается, вдруг, словно догадавшись о чем-то, отступает на шаг, пытливо смотрит на Гюльтекин) А-а-а... кажется, понимаю… Да-да-да… Это ведь… (радостно) Ну конечно. Ведь это… То, что вы только что произнесли… это же из спектакля «Судьба актрисы», да ?.. Из монолога главной героини?.. Так и есть! Припоминаю… А в финале она кончает с собой...
Гюльтекин (выпрямившись и открыв глаза). Кончает с собой?..
Хасай. Как вы сыграли это, Боже!.. Кровь стыла в жилах! ... (Забирается на одну из скамеек, с театральным пафосом, в зрительный зал)
Я ненавижу этот мир,
И эти скважины, фонтаны нефтяные,
Коль ценится все это больше человека!
Гюльтекин (перебивает Хасая). Что это?..
Хасай. Что?
Гюльтекин. То, что вы только что читали... (смотрит на Хасая)
Хасай. Это… из того спектакля… «Судьба актрисы».
Гюльтекин. Судьба актрисы?.. (Пожимает плечами) Впервые слышу… (неожиданно заливается смехом)
Хасай (изумлённо сходит со скамейки). Боже!.. Тот самый смех!.. Тот самый полнозвучный смех!.. В нем есть все!.. Мятеж, победа, сокрушительные поражения и вновь победа!
Гюльтекин (задумчиво, зрителям). …Победа, которая, не знаешь, нужна ль вообще?.. (Музыка меняется, медленно встает, скрестив руки на груди) Потерпеть поражение?.. Растворившись, исчезнуть в потоке беспощадной судьбы?.. Или, вырвавшись, восстать?.. (Дрожит всем телом, как тростинка на ветру. Хасай заворожённо наблюдает за ней) Не-ет… Умереть!.. Слиться с темнотой, спящей мёртвым сном!.. (Закрывает глаза, схватившись за голову, извивается как змея)И видеть сны с победными концами!.. (Гром аплодисментов из зрительного зала)
Хасай (аплодирует, заворожённо). Гениально!..
Голос из репродуктора (перебивает гул аплодисментов). Внимание- внимание! К сведению пассажиров!.. Начинается посадка на поезда, отправляющиеся с третьего и первого путей, с шестого перрона!.. Повторяю…
Гюльтекин (изможденно возвращается на своё место, падает на скамью, зрителям, тоскливо). Ну вот… Живи теперь как знаешь…
Хасай (нетвёрдыми шагами подходит к Гюльтекин). Когда я вас увидел в первый раз… Никак не могу вспомнить, где это было… Если не ошибаюсь… (пытается вспомнить, лицо светлеет) …А-ах да!.. Вспомнил!.. В Ялте!.. В летнем кафе!.. Помните? Вам тогда было едва двадцать...
Гюльтекин (не обращая внимания на Хасая, зрителям). Но что поделать? Такова судьба… То розовые, невесомые облака, то кишащие гадами зловонные болота!
Хасай …Вот точно так же, дрожа от волнения, я подошёл к вашему столику. Я заметил вас сразу, как только вы вошли в кафе… ещё издали…
С соседнего перрона доносится Голос из репродуктора.
Гюльтекин (звук репродуктора выводит её из задумчивости, с недовольным выражением лица, Хасаю). При чем тут Ялта?
На перроне появляется женщина, продающая семечки, в длинном, напоминающем цыганское, платье. Вразвалку, метя землю подолом, она подходит и останавливается перед Гюльтекин.
Продавщица семечек. Семечки, семечки! Горячие семечки! С утра нажарила. Лучшее средство от гастрита!
Гюльтекин (отходит, садится на свое место и отворачивается). Спасибо, не нужно.
Продавщица семечек (идёт за Гюльтекин). Купи, не пожалеешь, красавица!.. Купи, в дороге время коротать.
Гюльтекин (с недовольным выражением лица). Сказала же «спасибо, не нужно»! (Открывает ридикюль, что-то ищет в нем)
Продавщица семечек. Семечки-то молочные, так и тают во рту.
Гюльтекин (перестаёт рыться в ридикюле). О Господи!.. (Продавщице семечек)Сказала ведь – не хочу!.. Хоть молочные, хоть сливочные - не нужно! (Зрителям) Что за балаган?!
Пока Гюльтекин разговаривает с продавщицей, Хасай замечает в её корзине вложенные друг в друга бумажные кулёчки. Он встаёт, осторожными шагами приближается к Продавщице семечек сзади, протягивает руку, вынимает один из кулёчков, разглаживает его, поправляет очки и, читая, возвращается на место. Под воздействием прочитанного, беззвучно плачет, закрыв лицо руками.
Продавщица семечек (кричит на Гюльтекин). Ты чего кричишь на меня?!. Так и скажи по-человечески – «не хочу» и все!.. (Отходит от неё, зрителям)Дурдом какой-то!.. Сборище сумасбродов! Ни понять, ни объяснить! (Не сводя глаз с Гюльтекин, подходит к Хасаю) Горячие. Хоть ты возьми, а?
Хасай (выходит из задумчивости, сняв очки, тупо смотрит на Продавщицу семечек). Что?.. Что «хоть я»?
Продавщица семечек (молча смотрит на Хасая, вдруг нараспев). Разлу-у-ук и смерте-ей бы не было хотя быыы… (Показывая на корзину, тихо) Семечки говорю, молочные, купи, не пожалеешь. (Хасай, надев очки, качает головой)
Гюльтекин (жалобно, небесам). За что обрёк меня на эту тесноту?! Ведь и с вокзала этого нет выхода…
Продавщица семечек (подходит к Гюльтекин, осторожно). Я не сказала, у меня ведь и имбирь есть… Тебе дёшево отдам. (Вдруг узнает ее) Ой!.. Погоди-ка, погоди… Ты… Уж не… (Гюльтекин отворачивается) …не та ль артистка часом?.. Ну та, что обернув бёдра шалью рассыпает цветы по земле?.. Не ты ли это?.. (Гюльтекин, схватившись за голову, сидит не двигаясь) Как ты это сыграла! Ах-ах-ах!!! Как пронимает, аж до слез!.. (Вдруг скрестив руки на груди, мелодичным голосом, зрителям)
Скажи, что любишь меня,
Не смущайся, не робей,
Играючи поймал мое сердце
В коварную ловушку своих сетей.
Гремит гром. Хасай и Продавщица семечек смотрят на небо.
Вой ветра. Свет меняется. Странные звуки.
Перрон заполняется пассажирами, потерявшими вещи, детей... Они, перекликаясь, мечутся по перрону, толкаются с вещами и чемоданами в руках.
Гюльтекин и Хасай среди них. Как угорелые носятся среди людей носильщики с тележками. Одна из них цепляет Хасая, волоча его за собой, сталкивается с Гюльтекин. Гюльтекин снимает Хасая с тележки и отталкивает в сторону. Хасай падает и катится по перрону. Музыка стихает.
Продавщица семечек (собирая разбросанные кулёчки). О, Господи!.. Чуть не задавили!..
Гюльтекин. (Кричит вслед пассажирам) Что это такое?! В чем дело?!. (Помогает Хасаю подняться) Чуть не затоптали человека! (Вслед уходящей толпе) Ведь все уедете!!! Зачем убивать-то друг друга?.. (Отряхивает с Хасая пыль)
Странный звук, напоминающий звон оборвавшейся струны. На одну сторону перрона, словно тень громадной тучи, опускается темнота.
Все трое смотрят на небо.
Продавщица семечек. Слышали?..
Гюльтекин. Что это было?..
Продавщица семечек (глядя на небо, оправляется). К вечеру обещали дождь.
Гюльтекин (уставившись на небо). Будто оборвалось что-то… Или открылось?..
Продавщица семечек (уходя). Вот я и говорю!.. Грызите семечки, чтоб нипочём все было!..
Хасай (уставившись на небо). Небо… потемнело…
Продавщица семечек (уходя, со смехом). Это ещё что! Здесь и не такое бывает… (уходит)
Гюльтекин (смотрит на небо) Потемнела только эта сторона… (Проходит вправо) …а тут вроде светло…
Слышится уханье совы.
Хасай (прислушивается к звуку, в ужасе). Сова… Слышите?
Гюльтекин. Сова?.. (искоса смотрит на Хасая) Откуда на вокзале взяться сове?.. Что тебе здесь – театр, цирк?..
Хасай (лицо светлеет). Театр!.. Вы сказали «Театр»? Театр! Это ведь настоящее чудо!..
Гюльтекин (устало падает на скамейку, расстроенно). Чудо… А ты пойди посмотри, во что они превратили это чудо!.. Этот священный очаг… При слове «Театр» чувствуешь лишь запах прокисшего вина!.. Что там творится!.. Из-за одной роли готовы друг друга вилками проткнуть, кислоту в грим подлить! А ради звания нож проглотить! А пьесы пишут все, кому не лень! (Неожиданно складывает руки на груди, дрожащим голосом, с фальшивым волнением) …Нет-нет, не говори так, любимый! Если б ты почуял пламень, охвативший сердце моё, то не ценил бы так дёшево любовь мою!.. Не позволил бы унизить, растоптать мои робкие, чистые чувства!.. (С ненавистью, в сторону) Тьфу!!! (Расстроенно)А настоящее искусство вянет на обочине… (Молчит, смотрит на рельсы; слышится перестук колёс на дальних путях; очнувшись, расстроенно) Ни змеиного шипения… (Указывая на небеса) …ни слов для Него… (небесам, с тоской).
Печально проплывающая туча!..
Узнала ль, туча, ты меня?..
Внутри меня земля…
Песком засыпаны глаза…
Последняя надежда – небеса…
Но не дотянется туда рука,
Не достанет голоса…
(Молчит, небесам) Ты слыши-ишь меня?.. (тихо) Мне плохо тут… Забери меня…
Хасай (заворожённо). Ах… Как… Как вы прочли это, аж дух захватывает! (Пытается вспомнить, неловко). Простите, т-то, что вы только что прочитали, это, по-моему… Конечно, если я не ошибаюсь, Метерлинк?
Гюльтекин (не обращая внимания на Хасая, опускает голову). Не слышит…
Хасай (вдруг победно). Это Гёте!.. «Фауст» !.. Ну да, конечно, это он!..
Гюльтекин (не слышит Хасая, говорит сама с собой, тихо). Ну почему, скажи, почему ты не можешь жить?.. Ведь живут же собаки… кошки, и мыши… А ты… Ты жить не можешь!.. Почему-у-у??? Ответь мне!.. (Истошно кричит небесам) Чего ж ты хоче-е-ешь???.
Хасай (вздрогнув, пятится назад).Что с вами?..
Гюльтекин (приходит в себя, встаёт и мечется возле скамейки). Ничего-ничего, главное, выйти из этого Ада! Вывести душу из этой страшной человеческой мельницы!
Хасай (заворожённо). Человеческая мельница?.. Гениально! И как точно?! (Грустно, зрителям) Удалось ли кому-нибудь вынести отсюда невредимой свою душу?..
Гюльтекин (вдруг, подбоченившись, словно спорит с кем-то). Да, это не мой театр! Не могу пожертвовать своим предназначением ради этой жалкой самодеятельности!.. (Неожиданно, с горечью) Ведь я ее… эту любовь… вот так… (складывает руки на груди, словно держит ребёнка) … берегла… Как больное дитя! Го-да-ми!.. (Умолкает, опустив голову)
Хасай. Послушайте… (Подходит к Гюльтекин, осторожно) Я вас очень прошу, выслушайте меня. Или вы…
Гюльтекин (не обращая внимания на Хасая, зрителям). Кому удалось удостоиться тех громовых аплодисментов?.. Фейерверков восторга?..
Хасай (расстроенно). …Вы не хотите меня слушать. Вижу, вы опять в роли. Снова в своём амплуа! Знаю, конечно, вы больше жизни любите сцену. Но ведь… жизнь – не сцена!..
Гюльтекин (не обращая внимания на Хасая). …Но кто ценит искусство, его служителей?.. (Подражая кому-то, кривит рот) Театр уже не тот, что был в ваше время! Нынче он совсем другой!.. (В сторону) Тьфу!.. Тоже мне, знаток театра! Больно мне нужен ваш протухший театр!.. (Вдруг с горечью) И больше не удержат меня тут ни раскаты аплодисментов, ни любовь, ни признание! (Устало) Ухожу я… Навсегда!..
Хасай (вскидывается, будто его молнией ударило). Как?.. Что вы сказали?..
Гюльтекин (не слышит Хасая, собирается). Не могу больше оставаться здесь!
Хасай. Вы…Вы…
Гюльтекин (вдруг тихо, зрителям). Вы что, не верите, что ухожу?.. Не верите?.. Сейчас… (Кладёт на колени ридикюль, открывает его и что-то ищет)
Хасай (покачнувшись, хватается за сердце). Вы… хотите сказать, что уезжаете?.. Покидаете нас… родину?..
Гюльтекин (не обращая внимания на Хасая, что-то ищет в ридикюле). Вот… мой билет… Куда же я его положила?..
Хасай (в волнении мечется на месте). Послушайте… (Внезапно падает перед ней на колени, отчего Гюльтекин вздрагивает и перестаёт рыться в ридикюле) Молю вас святыми небесами!.. Не делайте этого!.. Умоляю!..
Голос из репродуктора. Внимание, внимание! К сведению пассажиров! Начинается посадка на поезда, отходящие со второго, шестого и седьмого путей. Просьба пассажирам – подойти к перрону… Повторяю, со второго, шестого…
Гюльтекин (удивлённо). Что вы делаете?..
Хасай (с горечью). Пожалейте меня! Подумайте хоть об этой несчастной стране!.. О тех, кто живёт созданными вами образами!..
На перрон выходит Контролёр. При виде его Хасай вскакивает и придвигается к Гюльтекин. Контролёр степенно прохаживается по перрону, с фонариком в руках заглядывает под скамейки, проверяет столб с часами, фонарные столбы. Подойдя к расписанию, достаёт из кармана огромный платок и аккуратно протирает стекло.
Хасай (не сводя глаз с Контролёра, волнуясь). …В тот день, я вот так с-сто-ял тут… тьфу, то есть, с-сидел здесь… и вдруг вижу… т-такой вот… в-высокий человек в униформе…
Гюльтекин (глядя на Контролёра, Хасаю). Кто это?..
Хасай (в ужасе, на ухо Гюльтекин). Это он!
Гюльтекин. Кто?..
Хасай (знаками пытается что-то объяснить Гюльтекин, она не обращает на него внимания, шёпотом). У-ни-фор-ма!.. К-конт-ро-лёр!..
Гюльтекин (морщится). Контролёр?.. Ну и что?!.
Хасай (на ухо Гюльтекин). Я все хочу вам сказать… но вы же не даёте... Он…Он…
Гюльтекин (перебивает Хасая, Контролёру). Милейший!.. (Контролёр как будто не слышит, ещё старательнее протирает стекло) Товарищ!
Контролёр (степенно подходит к скамейке, с интонацией диктора). Добрый вечер, уважаемые зрители… тьфу… пассажиры!..
Гюльтекин (подозрительно оглядывает Контролёра с головы до ног). Добрый-добрый. Не нас ли ищешь?..
Контролёр (теряется, но не подаёт виду). Нет, госпожа, для чего это мне вас-то искать? Я просто… исполняю свои служебные обязанности.
Гюльтекин (скривившись). Служебные обязанности?.. Ты что, мойщик стёкол? (Контролёр теряется) Я говорю, за чистотой тут следить поставлен?..
Контролёр (растерянно). Нет, что вы?.. Я это… (Подыскивает слова, вдруг с наигранной искренностью) Это… моя внутренняя потребность.
Гюльтекин. Внутренняя потребность?.. Протирать стекла?.. Тебе что, нечего делать?
Контролёр. Нет, я… (Вдруг печально). Это у меня такая дурная привычка, с детских лет. Что ни увижу – чищу, протираю… что под руку попадёт – начищаю, надраиваю до блеска. (Приходит в возбуждение) Это такое маниакально-депрессивное состояние…
Гюльтекин (скривившись). Так ты маньяк?..
Контролёр (смутившись). Нет, ханум, вы меня не так поняли. Я просто… (Опустив голову, с напускной грустью) Я ведь рос сиротой. Все в доме было на мне. И стекла вытирал, и полы подметал, а бывало и… (Голос дрожит) … туалеты…
Гюльтекин. Ладно-ладно, хватит! (Тихо, в сторону) Завел шарманку, скулежник проклятый… (Обернувшись, снова оглядывает Контролёра) Что-то ты мне не нравишься. Где-то я тебя видела, вроде… (Пытается вспомнить) В каком-то кино… или это была тюрьма?.. (Задумывается) Теперь уже не припомню…
Контролёр (с испугом). Не приведи Господь! Что вы такое говорите, ханум?! Какая ещё тюрьма?.. Я с самого детства… э-э-э… вон с каких пор работаю здесь. Можно сказать, вырос тут. С четырнадцати лет работал помощником диспетчера, содержал целый батальон осиротевших братьев и сестёр… (Опустив голову, стыдливо замолкает)
Хасай (незаметно толкает Гюльтекин локтем, шёпотом). Это он!!!
Гюльтекин (скрестив руки на груди, смотрит на Контролёра. Некоторое время все трое молчат). Ну и что теперь?
Контролёр (очнувшись, растерянно). Что вы сказали?
Гюльтекин Чего ты встал то?
Контролёр (растерянно). Не стоять что ли?..
Гюльтекин. Хочешь – стой.
Контролёр. Да-а?.. Ну что ж, постою.
Гюльтекин (в сторону). Вот балда! (Контролёру)Слушай, шел бы тыотсюда, занялся своими делами…
Контролёр (теряется). Ну что ж, раз велите идти, я пойду. Ну, ладно, спасибо большое. (Уходя) Благослови вас Бог.
Хасай (глядя вслед Контролеру). Все равно он не оставит нас в покое!
Гюльтекин (задиристо). Кто? О-он?!
Хасай. Вы его не знаете. Не знаете, на что он способен. (Взволнованно) Он… ведь он не контролёр! Он… он… (колеблясь) Нет, я не трус. Вернее, не был им. Но жизнь… эта беспощадная, никому не делающая уступок, жизнь, в кого только нас не превращает?!
Гюльтекин (зрителям, тихо). Кажется, и этот тоже того … (обернувшись, смотрит на Хасая взглядом, полным сострадания)
Хасай (все ещё глядя вслед Контролёру). Уж я-то знаю. И здешних контролёров я знаю. И форма у них другая…
Гюльтекин (достаёт из сумки завёрнутые в кулек яйца, разбивает их по одному о скамью и чистит. Зрителям). В последнее время и мои нервы сдали окончательно. (Посолив очищенное яйцо, передаёт его Хасаю. Хасай стоит с яйцом в руке) Плачу из-за любой ерунды. Давеча стою в очереди за зарплатой… Вдруг как потемнело перед глазами… И чувствую, как вот сюда… (схватившись за горло, будто душит себя) …будто кто-то вцепился когтями!.. Чувствую, что задыхаюсь… (Хасай с яйцом в руке удивлённо слушает ее) Хорошо, что в сумке был валидол… положила под язык, подождала немного…
Хасай (надкусив яйцо, нехотя ест). Как удивительна порою жизнь!.. Кто бы мог подумать?.. Кто бы мог подумать, что мы встретимся с вами вот тут… в этом печальном месте, где люди прощаются друг с другом?..
Гюльтекин (не обращая внимания на Хасая, чистит другое яйцо). …Вижу, не-ет, опять все то же удушье… (голос понижается, вспоминает) И тут я вспомнила покойного Агаулика, нашего главного режиссёра… (горестно вздыхает) В такие моменты он всегда говорил: «Как почувствуешь, что задыхаешься – сплюнь!.. Сплюнь так, будто сплёвываешь всю боль, скопившуюся в душе!.. (Голос понижается, склонив голову, чистит яйцо)Будто боль можно сплюнуть... Эх, если бы все было так просто!.. (Засмотревшись, внезапно сердито) Есть боли, от них избавишься, лишь вырвав их!!! (Хасай вздрагивает, давится, задыхаясь, кашляет, Гюльтекин стучит ему по спине, глядя куда-то вдаль) Царствие тебе небесное, Агули!.. (Зрителям) С покойным работала ровно тридцать один год. Нынешние, поди, и не знают, что это такое – главный режиссёр!.. (Посолив яйцо, надкусывает его)
Хасай (приходит в себя). …Чуть не умер… (Глядя на яйцо в руке, печально) Мама точно так же варила яйца, точно так…
Гюльтекин (не обращая внимания на Хасая, надкусывает и ест яйцо). …Давеча сходила к нему на могилу … (Вдруг оборачивается к Хасаю, другим тоном) Слыхал про него?.. Про Агагусейна Агавердибекова?.. (Не дожидаясь ответа, входит в образ мыслителя, с полными щёками, басом)
От гнева кровь стучит в висках,
Мутнеет разум… И моя рука
Обрушит гнев, не выжить вам,
Один из вас умрет наверняка!
(Выходит из образа, Хасаю) Вспомнил?.. (Достаёт из кулька ещё одно яйцо и начинает чистить его)
Хасай (растаяв, довольный, с набитым ртом). Можно ли забыть это?.. (Его лицо светлеет) Вы в длинном белом платье… на голове венок… Просто легенда, легенда!.. Настанет день и здесь… возможно, вот на этом самом вокзале, вам поставят памятник!.. Не верите?..
Гюльтекин (не слышит Хасая, очищает следующее яйцо и кладёт в его руку). …Был его день рождения. Разложила гвоздики под его фотографией и плачу, плачу… «Оставил, – говорю, – ты меня сиротой, Агулик…»
Прослезившись, плачет, достаёт из ридикюля носовой платок и прижимает к глазам. Хасай, поперхнувшись, кашляет. Издалека доносится гудок поезда. Оба внимательно прислушиваются к нему и смотрят на свои часы. Гюльтекин снова заливается слезами.
Хасай (перекатывая на ладони яйцо, зрителям). Слезы – крик души. Душа говорит только на этом языке…
Гюльтекин (всхлипывая, успокаивается, тихо, словно раскрывает тайну). Только это и сказала… (Странная музыка) …и тут чувствую – откуда-то холодом повеяло, таким леденящим ветерком… И это в летнюю-то жару!.. (Молчит, с многозначительной улыбкой) Я тотчас поняла, что это он!.. Хочет утешить меня… Он ведь таким и был бедняга. За всех переживал… (Прослезившись, всхлипывает и задумывается)
Хасай. Да упокоит Аллах его душу. (Обиженно) Я вижу, вам не хочется меня слушать. Вернее, вы считаете меня пустозвоном, разгильдяем. Но я ведь не разгильдяй! Я, как и вы… (Вдруг пылко) На самом деле, мы оба…
Гюльтекин (не обращая внимания на Хасая, продолжает). …Только это сказала, и вдруг чувствую (Таинственным шёпотом) …ветерок стих!.. (Смягчается)Это, я знаю, он так переживает. Ведь он таким и был! Чувствительный к каждому слову, ценящий... (Задумывается) Где теперь найдёшь такого?!.
На перрон опускается тишина. Слышны звуки цикад. Появляется Контролёр. Заложив руки за спину, он большими шагами направляется к скамейке, где сидит Гюльтекин, но на полпути останавливается, пугливо прислушивается к окружающей тишине, затем отходит в сторону и прячется за фонарным столбом.
Хасай (садится, глядя на Контролёра). Послушайте, что я вам скажу... В тот день… вернее, однажды… (Тихо, будто раскрывая тайну) вот здесь… на этом самом вокзале…
Гюльтекин (не обращая внимания на Хасая, нервно). … «Но, – сказала я, – ты ни разу не дал мне роль Клеопатры! Или хотя бы Гертруды!.. Разве я… (Прослезившись) не прожила её жизнь? ...
Звучит кантата Эдварда Грига для фортепиано «ля-минор». Гюльтекин, сидя, извивается как змея, встает, принимает странные позы, забравшись на скамью, сворачивается в клубок.Контролёр расширившимися от ужаса глазами наблюдает за действиями Гюльтекин.
Хасай (лицо светлеет). Вспомнил! Да-да, так и есть! Гюльтекин Сарабская!.. (Восторженно) Гюльтекин Сарабская!.. (Вдруг в позе конферансье, низким голосом) В главной роли – Гюльтекин Сарабская!..
Гюльтекин (не слышит Хасая, словно отчаявшись, медленно опускается на скамью, грустно). А если так… тогда кому и для чего нужен был весь этот фарс?! Эти бессмысленные победоносные походы, заканчивающиеся лишь пустой, холодной квартирой?..
Хасай (не обращая внимания на слова Гюльтекин). Само это имя, скажу я вам, приводит в смятение душу: Гюльтекин Сарабская!..
Гюльтекин (не слышит Хасая). …К чему были эти выхолощенные, фальшивые монологи, эти лживые страсти! Вся эта бессмысленная, бессодержательная, долгая жизнь, чему она служила?..
Издалека доносится стук колёс и гудок проходящего поезда.
Хасай (осторожно). …Вы… все ещё в роли, да?.. Или это вы сами?.. Сила вашего таланта не позволяет отличить…
Гюльтекин (не слышит Хасая, печально). …Ведь у меня был прекрасный, уютный дом с верандой… где по утрам я поливала цветы… пекла вкусные яблочные пироги, а вечерами ждала мужа… Дом, полный любви и покоя… где росли лилии и плющ, гирляндами обвивающий застеклённую веранду… (Умолкает, опустив голову)
Хасай (очнувшись). Лилии?.. Странно… Ведь этот дом, о котором вы говорите… (Пытается вспомнить) Да… Дом с колоннами, увитыми зелёным плющом… (Выходит из задумчивости) Так и есть! Кажется, я видел его!.. (Вдруг в ужасе) И будто даже жил в нем! Но когда?.. Где?..
Гюльтекин (с горькой улыбкой). Возможно, в том самом спектакле… (Грустно)…где она сводит счёты с жизнью…
Хасай. Точно!.. (Вспоминает) Освещённая веранда, белые лилии на подоконниках, зелёный плющ, обвивающий колонны… (Голос понижается) Красивая городская квартира, где поселились боль и страдание…
Оба задумываются. С ближних путей доносится шум поезда. С соседнего перрона доносится голос из репродуктора.
Хасай (выходя из задумчивости). Но почему она покончила с собой?.. В конце произведения… Этого я так и не понял. Ведь у неё… у актрисы… было все! Что ещё нужно-то человеку?.. Семья, дети, прекрасный дом, безумно любящий её муж… Правда, потом он влюбился в молоденькую актрису… (Резкий свист и стук колёс поезда, стремительно проносящегося по ближним путям)
Гюльтекин (вздрогнув, подавленно). Влюбился?.. Какое мерзкое слово… «Влюбился…»
Хасай (не слушает ее). Но ведь такое бывает... Ревность, измена… Стоило ли лишать себя жизни из-за таких пустяков?..
Гюльтекин. Разве ей только муж изменил?.. (Звучит музыка) Самое большое предательство совершила она, изменив себе.
Хасай. Себе?.. Вы сказали: «Себе»? Ничего не понимаю… (Внезапно теряется, смотрит на Гюльтекин взглядом, полным ужаса) Однако, нет… я, кажется, понимаю… Да, так оно и есть. Вы снова в роли. Опять в образе! Эти роли впитались в вашу душу! (С горькой улыбкой, зрителям) И видимо, не так уж просто избавиться от них...
Гюльтекин (с тоской, зрителям).
Склонившись, в воды я глядела…
Искала свое молодое лицо...
Воды ушли, утекая,
Лицо моё с собою унесли…
Побежала вслед за ним я…
И по скалам, и камням,
Бежала, не нагнала,
Не догнав, не удержала
Утёкшего ко дну лица…
(склонив голову к спинке скамьи, беззвучно плачет)
Хасай. Что… что с вами?.. Вы плачете?.. (Осторожными шагами подходит к Гюльтекин, тихо) Я вас очень прошу, выслушайте меня до конца. Я ведь слушал вас… Годами!.. Годами и часами. Сердцем и глазами…
Свет меняется. Звучит странная музыка. Хасай пугливо озирается.
Вокзальный гул. Слышны свист поезда, плач и стоны. Гюльтекин поднимает голову, и оба смотрят на происходящее за прозрачным занавесом. Люди прощаются друг с другом, по земле рассыпаны цветы. Слышен стук колёс и свист медленно отходящего поезда.
Гюльтекин.Что здесь происходит?..
Хасай (печально смотрит на прощающихся). Поезд отходит… люди прощаются…
Гюльтекин. Но почему прощаются так печально?.. (Испуганно) Словно не вернутся обратно…
Хасай (печально). Здесь все в преддверии пути. И мы…
Гюльтекин. Печально… (Заворожённо) Что это?.. Всё колеблется… теряет свою суть… Или меняется?.. (Смотрит на небо) И дождь, будто, не тот… (Раскрывает руки, в её ладонь падает несколько капель) Помутнел и он... (Небесам) Заберёт ли кто-нибудь меня отсюда?.. (Смотрит на небо) Что мне делать?.. (Смотрит на рельсы) Может, броситься под поезд?.. Покончить с собой?.. (Опустив голову, замолкает. Резкий звук умчавшегося поезда. Очнувшись, Хасаю) И вообще, почему я все это вам говорю?.. Вы… кто?..
Хасай. Я? Один из тысячи ваших поклонников…
Гюльтекин (горько усмехаясь). Поклонник?.. Чему это ты во мне поклоняешься?.. Чем заслужила поклонение несчастная актриса, разбившая себя вдребезги?.. (С тоской, зрителям)
Не знаю, как жила,
Но как бы ни умерла, прости меня…
Умереть хочу тайком,
Но если узнаешь о том, прости меня.
Хотела умереть с утра,
Прости, если ночью умру…
Хасай (потрясённый). Ведь это… Это же поэзия…тех далёких, грустных лет…
Перестук колёс проходящего по ближним путям поезда сменяется звуками танго 60-х годов. Хасай с Гюльтекин смотрят друг на друга так, будто только что встретились впервые. Хасай подходит к Гюльтекин и приглашает её на танец. Они танцуют.
Голос из репродуктора. Внимание! Внимание! К сведению пассажиров! Со второго перрона начинается посадка на поезд Баку–Тбилиси! Просьба пассажирам занять свои места. Повторяю…
Оба вздрагивают от звуков из репродуктора и неловкими шагами возвращаются на место.
Гюльтекин (смущённо приводит себя в порядок). Ах, оставьте, Бога ради. То, что вы говорите, это просто мистика! А она бывает лишь в художественных произведениях.
Хасай. Вы мне не верите?.. (Пугливо озирается, полушёпотом, словно открывает страшную тайну) Я открою вам одну тайну. Это место… Вы думаете это – вокзал?.. Ведь на самом деле… (Тихо) это вовсе не вокзал!
Гюльтекин. Не вокзал?..
На перроне воцаряется тишина. Раздается странный звук, напоминающий скрип тяжёлой двери. Гюльтекин и Хасай растерянно смотрят друг на друга.
Хасай (в ужасе). Сл-лышали?.. Что я говорил?.. (Тихо, опасаясь что кто-то услышит) Это – территория, где время течёт вертикально…
Гюльтекин. Вертикально?.. (Косится на Хасая) В каком смысле?
Хасай (прижимает палец к губам). Т-с-с!!! Нас слышат…
Гюльтекин (в недоумении, осторожно). Кто?
Хасай (тихо, на ухо Гюльтекин). Те, кто ушли… переселились в мир иной. Те, кто хоть и перешли на ту сторону, но остались тут с нами, лицом к лицу, глаза в глаза…
Раздаются странные звуки. В глубине сцены проходят несколько человек, неся на плечах гроб. Гюльтекин и Хасай их не видят. Хасай встаёт и осторожными шагами прохаживается вокруг скамьи, садится рядом с Гюльтекин и настороженно оглядывается вокруг.
Гюльтекин. Опять ты начинаешь? Мне и так не по себе. Я ведь в преддверии пути.
Хасай. Вы мне не верите, но они… (Пугливо озирается вокруг) …вот же…все тут… (Кому-то невидимому, «стоящему» рядом, тихо, почтительно) Добрый вечер. Простите, Бога ради, все это время сижу к вам спиной… (Вдруг вскидывается, почувствовав кого-то невидимого, «стоящего» с другой стороны, с глубоким почтением) Здравствуйте, простите, не заметил… (Указывая на кого-то невидимого, Гюльтекин на ухо) Знаете, кто это?..
Гюльтекин (удивленно наблюдая за ним). Кто?
Хасай (шёпотом). Сурлаков!..
Гюльтекин (нахмурившись). Кто это?
Хасай. Мой друг по партии. (Громко, чтобы кто-то услышал) Прохожу я как-то по Аллее Почётного Захоронения…и вдруг вижу – кто-то в чёрном костюме, с депутатским значком, тихонько приближается ко мне…
Гюльтекин. А чего тебя понесло в Аллею Почётного Захоронения?
Хасай (опускает голову, смущенно). Да так, просто… Я частенько прогуливаюсь там… (Внезапно, заворожённо) В последнее время меня так сильно тянет туда… Сам не знаю, как так получается... Утром просыпаюсь, выхожу на улицу… (В ужасе) …и вдруг понимаю, что побродив, в итоге вновь оказался на Аллее Почётного Захоронения… А в последнее время… Особенно в последние несколько дней, выхожу из дому, собираясь пойти в Аллею Почётного Захоронения, как вдруг обнаруживаю, что забрел сюда…
Гюльтекин (тихо). И я так же… Утром встаю, наряжаюсь, иду на вокзал… А потом оказываюсь в театре…
На перрон выходит Нищий в рваной одежде, с полным мешком за спиной.
Нищий (прихрамывая прохаживается вдоль перрона, водя перед собой руками словно слепой). Счастливого пути! В добрый путь! Покойтесь с миром! Пусть земля вам будет пухом!.. (Подходит к Гюльтекин, коверкая слова, как немой) Да воздаст вам Бог по деяниям! Да сбудутся все желания!.. (Гюльтекин достаёт из ридикюля деньги и сует их Нищему в руку. Нищий, как слепой, водит рукой по лицу Гюльтекин, вдруг в чьём-то образе)
Эти ночные огни
Как и уличные дети
Одиноки и пугливы…
С фонариком в руках
Брожу по улицам,
Как маленький Гаврош…
Гюльтекин. Ну вот… (Поворачивает Нищего к Хасаю, и тот мелкими шагами идет к Хасаю) В этой стране и нищие помешаны на театре.
Хасай (разворачивает его за плечи и направляет в сторону выхода, глядя ему вслед). Он не нищий.
Гюльтекин. Не нищий?..
Нищий (уходя). Да ниспошлёт вам Бог достаток!.. Да минуют вас тяжкие дни!.. Процветания вам!.. Спасения…
Хасай (глядя вслед Нищему). Преподаватель он... В вузе преподавал. Несчастный, когда-то был заведующим кафедрой. Потом стал депутатом…
Гюльтекин. Депутатом?..
Хасай. Потом его имущество конфисковали за то, что брал взятки с преподавателей и студентов.
Гюльтекин (глядя на Нищего). Что ты говоришь?!... А с преподавателей-то почему?..
Хасай. За то, что они ставили студентам хорошие оценки без его ведома.
Гюльтекин (смотрит Нищему вслед). А глаза? Отчего он ослеп?..
Хасай (глядя вслед Нищему). Не слепой он, прикидывается.
На выходе Нищий достает из внутреннего кармана большой кошелёк, кладет в него мелочь и исчезает из виду.
Гюльтекин (скрестив руки на груди, садится на одну из скамеек и печально оглядывается вокруг). Эх-х, кому все это нужно?.. Эти мраморные колонны, бронзовые фонарные столбы, эти роскошные скамейки, привезённые из Италии... (Умолкает, тише) Чтобы сидя на них, вспомнил, что ты человек?..
Хасай (проверяя металлические части скамьи). В Аллее Почётного Захоронения точно такие же. Садясь на них, человек чувствует себя чуть ли не в правительственной ложе.
Гюльтекин (задумывается, расстроенно). Порой, глядя в зеркало, говорю себе: «Ну, кому ты нужна, Сарабская Гюльтекин? Кому?! Ведь ты… всю свою жизнь отдала им! А что сделали они?..»
Хасай (подсаживается к Гюльтекин). Я с вами полностью согласен. (Прослезившись, достаёт из кармана носовой платок, промокает глаза, зрителям) И я так же… Брожу по улицам, и увидев своё отражение в витринах, говорю: «Ты ли это, Хасай Ниязович?!»
Из репродукторадоносится странная музыка. Свет приглушается. Контролер смотрит на них с задней части сцены.
Гюльтекин (с недовольным видом обмахивается веером, зрителям). Ну и песня! Люди тут перед дорогой, а они передают черт-те что!
Мужской голос из репродуктора.
Как летать мне без тебя,
Не раскрыть мне два крыла,
Я как бескрылая птица,
Что случайно залетела на вокзал.
Гюльтекин (опешив, Хасаю). Что это было?
Хасай (в ужасе качает головой). Видимо случайно переключили линию на радио.
Появляется Контролёр. Одной рукой он хватает за ручку самый большой чемодан, другой хватает за шиворот Хасая, поднимает и хочет унести, но Гюльтекин преграждает ему дорогу.
Контролёр (со служебным рвением). Дорогу, дорогу, граждане пассажиры!
Гюльтекин (преграждает ему путь). А ну, стой! Куда это ты собрался, позволь спросить?..
Контролёр. Отчего же не позволить? Дезинфекция!.. (Указывая на репродуктор) Не слышали, что ли?
Гюльтекин (уперев руки в бока, надвигается на Контролёра). А ну положи на место!.. На место, я сказала!..
Контролер (держа одной рукой чемодан, другой Хасая, пятится назад).Ханум, разве только что вы сами не слышали, что объявляли?.. Вы что, тифом заразиться хотите?..
Гюльтекин (надвигается на Контролёра, хватает его за грудки, угрожающим тоном). Слушай ты! Уж больно ты усердствуешь тут, как я погляжу!.. Ты видать неспроста тут мельтешишь!.. Или дверью хвост прищемило, а?!
Контролер (вздрогнув, весь подобрался, растерянно). Хвост?.. (Оглядывается через плечо) Какой ещё хвост?..
Гюльтекин (вдруг сурово). А ну поставь его на место!.. Поставь, говорю, на место, негодяй! А не то…
Контролёр (не выпускает из рук ни чемодан, ни Хасая, его лицо и голос внезапно меняются, тихо, коварно). Не то, что?..
Хасай (повиснув на руке Контролёра, как на вешалке, жалобно, Гюльтекин). Спасите меня!.. Умоляю вас… спасите меня от этого человека!..
Гюльтекин (не обращая внимания на Хасая). …А не то я такое тебе устрою, родная мать не узнает!..
Контролёр (шмыгает носом). Ой-ой-ой!.. Как страшно!..
Гюльтекин (подбоченившись). Ах так?! Не страшно, значит?.. Ну раз так, то не оставляй своей поклажи, коли ты мужчина!
Контролёр приподнимает чемодан и Хасая ещё выше. Гюльтекин, схватив его за грудки, трясёт что есть силы и пинает в живот. Контролёр роняет и чемодан, и Хасая. Хасай падает лицом вниз и остается недвижим.
Контролёр (пятится назад, указывая на Хасая). Да вы убили бедолагу!
Гюльтекин (бросается к Хасаю, падает на колени, прижимает его голову к груди. Контролёру). Посмотри, что ты наделал, негодяй! Если с ним что случится, считай себя покойником! (Смотрит на Хасая, прослезившись, зрителям) А я и имени его не знаю…
Контролёр (направляясь к выходу). Не знаешь, а везде суёшься!
Гюльтекин (прижав голову к груди Хасая, прислушивается к биению его сердца, взволнованно). Будто и не бьётся сердце… (Плача, вдаль) Лю-ю-ди!.. Помогите!!!
Контролёр (на выходе, тихо). Не кричи, стерва!.. (Боязливо оглядываясь по сторонам) Не собирай людей! Уладим все меж собой… (Ретируется)
Гюльтекин (прижимает бездыханную голову Хасая к груди, скорбно, небесам). А говоришь «Терпи!» «Живи и терпи…» Скажи мне, как?.. (Глядя на струящийся сверху поток света) Ведь Ты любил меня?! (Вдруг резко) Но не говори «так же, как и все свои создания!..» (Смягчается) …Ведь меня Ты любил совсем по-другому?!... (Голос понижается) А теперь просто говоришь: «Терпи…» «Терпи, пока не закончится этот мутный дождь… и засверкает солнце…» …А оно все ещё за облаками…
Прижав к себе голову Хасая, умолкает. Доносится звук проносящегося на скорости поезда. Бурные аплодисменты. Перрон погружается в темноту.
З А Н А В Е С
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
То же пространство, напоминающее вокзальный перрон. Ночь. Свет горит лишь на одном из фонарных столбов.
Гюльтекин в длинном, чёрном плаще сидит на коленях под фонарем, в полосе света. Дождь льёт лишь там, где сидит Гюльтекин.
Хасай сидит на скамейке в освещённой части сцены, надев очки, достает из нагрудного кармана смятые странички и читает их. Читая, закрывает лицо руками и, молча, плачет.
Слышен перестук колёс проходящего где-то поблизости поезда.
Гюльтекин (поезду).
Поезд дальних далей
Не заметив нас, промчался …
Дальних далей поезд,
Расскажи: как в далях дальних…
Какие там цветы цветут?
Какие листья-лепестки?
(Небесам) Заберет ли кто-нибудь меня отсюда?
С появлением Контролёра сцена сразу освещается.
Контролёр (надвигается на Гюльтекин). Что вы тут вытворяете?! Что вам здесь, театр, цирк?! Нельзя так! Всему есть предел!
Гюльтекин (поднимается, отряхивает одежду и надвигается на Контролёра). А дезинфекция твоя ещё не закончилась, да?..
Контролёр (в недоумении, примирительным тоном). Да я не о том. Я имел ввиду, что все эти стихи и все такое, ну не вокзальное ведь это дело! Как бы там ни было, это все-таки общественное место. Люди тут, опять же, разные… Кто уезжает, кто прибывает… Я с самого утра за вами наблюдаю. Вы и пяти минут спокойно не сидите! (Осторожно оглянувшись по сторонам, вдруг кричит) Мешаете следить за общественным порядком!..
Гюльтекин. Общественный порядок?.. (Зрителям) Вы поглядите на него! На этого блюстителя порядка!.. (С силой толкает Контролёра в грудь) Несчастный, ты хоть смысл слова «общественный» понимаешь?..
Контролёр (пятясь назад, с трудом сохраняет равновесие, оправляет на себе одежду). А вы… понять не могу, кто вообще такая?!
Гюльтекин. Это я кто такая?!. (Зрителям)Вот наглец! Бесстыдство-то какое!.. Это мне надо спросить: «Кто ты такой, что загнал нас в угол, вцепился в глотку, то дезинфекция у тебя, то порядок мы, видите ли, нарушаем, покоя от тебя нет, слова сказать не даёшь!»
Контролёр. Да вы хоть умолкали, чтоб вам ещё и слова не дать сказать?! То поёте, то плачете, то стихи горланите, то песни! Толпу собираете!.. Голову всем заморочили!.. Людям длинная дорога предстоит! А вы устроили тут… концерт!..
Гюльтекин (приближаясь к Контролёру, неожиданно с уличным апломбом). Браток, а ты, кажется, и впрямь меня не узнал!.. (Хватает его за грудки, начинает трясти) Говори – узнал меня?..
Контролёр (мотая головой). Не-е-т…
Гюльтекин (перестав трясти его). А ну побожись, что не узнал!
Контролёр (в недоумении). Ей-богу, не узнал! Но… скажу вам, слегка кого-то вроде… (Окидывает Гюльтекин взглядом) напоминаете… Была у нас тут одна актриса. Но её давненько уже не видно. Честно говоря, даже не знаю, жива она, или умерла. И имя у неё было такое странное… (Пытается вспомнить)
Хасай (вскочив, взволнованно, Контролёру, поглядывая на Гюльтекин). Что вы такое говорите?! Что значит «была»? Есть!
Контролёр (подозрительно оглядывая Гюльтекин). Е-е-сть?.. Ну и слава Богу. Долгих лет.
Гюльтекин (взяв Контролёра под руку, отводит его в сторону, тихо). Слушай, вот ей-богу, скажешь правду, мне до тебя и дела не будет. (Хлопает ладонью по своей щеке) Подохнуть мне на этом самом месте, если лгу!
Контролёр (испуганно). К-ка-кк-ую ещё п-правду?
Гюльтекин (еще тише). Что тебе надо от этого бедолаги? (Указывая на фонарный столб) Клянусь светом, пальцем тебя не трону.
Контролёр (глядя на фонарный столб, жалобно). Госпожа, ведь я сказал вам. Мне нужны всего лишь его документы. Проверять документы пассажиров – мой служебный долг!
Гюльтекин (скривив лицо). Служебный долг?
Контролёр (отступая назад, также хлопает себя по щеке). Сдохнуть мне на месте, если вру! Не дай Бог, появится тут кто-нибудь из начальства, влетит мне. Клянусь твоей душой – вмиг выкинут с работы, как собаку!
Гюльтекин (с издевкой). Да ладно?!. Хорошо, что в начальники не выбился. Ты тут камня на камне не оставил бы. Ну, поручили тебе присматривать за этим крохотным пятачком, ну и что?.. Что ж ты людям житья не даешь? Это место тебе в наследство от отца досталось, что ли?..
Контролёр (отводит Гюльтекин в сторону, тихо). Вы не знаете, госпожа. (Кивает в сторону Хасая) А мы его хорошо знаем. Он у нас на вокзале можно сказать постоялец. Дни и ночи пропадает тут. В то время как…
Гюльтекин (перебивает его). А что тут такого? Может, ждёт кого-то. На тебе, что ли, сидит?.. (Оба, обернувшись, смотрят на Хасая. Хасай вздрагивает и под их взглядами становится по стойке смирно)
Контролёр (тихо). Никого он не ждёт. У него нет никого!.. (Шёпотом) Этот человек – бомж!..
Гюльтекин. Бомж?.. (Обернувшись, смотрит на Хасая, который приводит себя в порядок, оглаживает и отряхивает одежду)
Контролёр (вздохнув, с сожалением). Что поделаешь? Такова жизнь!.. А ведь в своё время большие должности занимал, бедолага. Кучу орденов имеет. (Голос меняется) А теперь… (Многозначительно усмехается)
Гюльтекин. Что теперь?..
Контролёр. Всё уже. Спёкся!
Гюльтекин. В каком смысле?
Контролер. Настал, говорю, его час, пришел черед. Теперь уже ни ордена не помогут, ни медали.
Гюльтекин. Медали?.. (Смотрит на Хасая. Тот встает и, держа руки в карманах, начинает насвистывать, глядя на небо) У него и медали есть?
Контролер. Целая куча!..
Контролёр подходит к Хасаю и распахивает на нем пиджак. Гюльтекин в ужасе ахает. Подкладка пиджака с обеих сторон увешана орденами и медалями.
Хасай, одёрнув пиджак, вырывается из рук Контролера, запахивается, и, нервно ворча что-то под нос, удаляется в противоположную часть перрона.
Контролёр (зрителям). Ну что ты скажешь?!. Вот тебе и итог служения народу!.. Всю жизнь махать киркой, и на тебе, такой конец! Иди потом, как Толстой, на вокзал и там это самое…
Гюльтекин (глядя на Хасая). Киркой? Он что, нефтяником был?
Контролёр. Был бы нефтяником, горя б не знал. (Зрителям) Отправили бы сейчас его на Нефтяные Камни, копался бы себе в какой-нибудь скважине... (Смотрит на Хасая, вздыхает) Писателем был бедолага. Такую прорву книг понаписал, что сейчас весь вокзал рвёт их на кульки для семечек, а им конца-края нет. В одну его трилогию… название у неё такое странное было… Только в неё одну можно завернуть пятьдесят тонн семечек! (Протянув руку, вырывает мятый листок из рук Хасая, нервно рвёт на кусочки и бросает на пол) Ну как можно было столько всего понаписать?..
Гюльтекин (глядя на Хасая). Ах во-о-от оно что?! (Вдруг, узнав Хасая) Погоди-ка, погоди, это ведь…
Контролёр (с наигранной грустью). Он самый.
Гюльтекин (с ненавистью). И псевдоним у него был такой...
Контролёр (грустно). Хасай Дильгир2.
Гюльтекин (с ненавистью глядя на Хасая). Да, точно, Дильгир. А мы в издёвку звали его «Дылгыр»3.
Контролёр. Все о нефтяных скважинах писал… помните?..
Гюльтекин (отводит Контролёра в сторону, тихо). Ладно уж, что было, то прошло. Оставь его в покое. Пожилой человек… одной ногой в могиле…
Контролёр. Вот я и говорю – не дай Бог, возьмёт и откинется тут, и что мне тогда делать?!. Как выпутываться? Разве не скажут мне: «А ты куда смотрел?..»
Гюльтекин. Не откинется, не бойся! (Глядя на Хасая) Я знаю его близких, позвоню – приедут, заберут. (Подходит к скамейке, открывает ридикюль, достаёт деньги и суёт в руку Контролёру)
Контролёр (незаметно кладёт деньги в карман). Ладно уж, что сказать-то, вам виднее. Раз берётесь за него – другое дело. А то ведь стихами горю не поможешь. (Уходит, прихватив и волоча за собою расписание движения поездов и один из фонарных столбов)
Гюльтекин (скрестив руки на груди, смотрит на Хасая). Такие вот дела, господин Дильгир. Хасай Ниязович!.. (Хасай пытается спрятать лицо) А я-то думаю?!. (Передразнивая)Неподражаемый, ма-а-астер!.. Судьба актри-и-сы!
Слышен шум отходящего поезда.
Хасай (смущенно). Зря вы так думаете. То… Все, что я говорил… я искренне убежден в этом!
Гюльтекин (не обращая внимания на Хасая). …А я-то гадаю, с чего такая похвала, такой восторг?.. У вас, Хасай, оказывается прекрасные актёрские способности!.. Браво-браво… (Вяло хлопает в ладони) Хасай. Вы ошибаетесь!.. Я всегда был такого мнения о вас. (Тихо, глядя вслед Контролёру) А этому человеку не верьте. Он – сотрудник госбезопасности!.. В отставке!.. Надоел тут всем!.. Никак не избавится от старых привычек. Цепляется к каждому. Досье на всех собирает …
Гюльтекин (вдруг, схватив Хасая за грудки, и притянув к себе, обжигающим шёпотом). Хоть сейчас признайся, негодяй: это ты заставлял меня годами играть все эти омерзительные роли?
Хасай (пытаясь высвободиться). Н-не по-ни-маю, о ч-чем вы?!.
Гюльтекин. Прекрасно понимаешь, негодяй! Не придуривайся! Ничто не остаётся безнаказанным на этом свете!.. Ну теперь-то ты за все ответишь…
Хасай (задыхаясь). Пус-ти-те… ды-шать… не м-могу…
Гюльтекин (продолжая трясти его). Говори-и! Рассказывай, подлец!..
Хасай (задыхаясь). Что го-в-ворить?.. Пус-ти-те… я… ска-а-жу… мин-ну-точ-ку д-дайте ска… за-ать… В те вре-ме-на…
Гюльтекин. Да, именно в те времена!.. Когда ты, (Передразнивая) напыжившись, рассиживался в правительственных ложах!.. (Отталкивает Хасая, тот пятится, чуть не падая)
Хасай (задыхаясь от кашля). В ло-о-жах??. Ка-акие ложи… н-не поним-маю...
Гюльтекин. Ах, не понимаешь... Не помнишь, значит, да? (С ненавистью) Я о тех ложах, где ты сидел на своих бездарных премьерах… взирая на всех оттуда свысока!.. (Неожиданно, скрестив руки на груди, с фальшивой дрожью в голосе) Симузар!.. Если б ты почувствовала биенье моего сердца, наполненного любовью к отчизне… если б поняла мою любвь к родным лугам, хрустальным родникам, озёрам отчизны, то и ты посвятила бы всю свою жизнь соцсоревнованиям!.. (Выходит из образа) Тьфу!
Хасай (вздрогнув, смущенно). Это… Р-разве… эт-то моё произведение? Не припоминаю….
Гюльтекин. Не припоминаешь!.. Ну конечно! Ты думаешь, этот бред кому-нибудь запомнился?! (Остановившись, зрителям, с горькой печалью) Только я помню всю эту чушь!.. Она все время во мне… в каком-то уголке моей памяти… продолжает гнить внутри… прорастая зеленой плесенью… (Понизив голос) Мне нет от нее спасения…
Хасай. Плесенью?.. (Виновато) Если вы о моей последней пьесе, то я ее… если вы помните… я ведь по-т-том переделал ее?!... (Закашлявшись) Учел ваш внутренний потенциал, добавил ещё два новых монолога. А вы заупрямились… и помните, что сказали?..
Гюльтекин (с горькой иронией). Внутренний потенциал?.. Ударница труда, бросившая мужа, проигравшего соцсоревнование, и умчавшаяся на БАМ – это, по-твоему, мой внутренний потенциал?!. Это?!
Хасай (взволнованно). Вы несправедливы! Если хотите знать, вершины актёрского мастерства, апогея творчества вы достигли именно в те годы. (Обиженно) В тех самых нелюбимых вами образах!
Гюльтекин (не слушая Хасая, мечется по сцене как раненый зверь). Я… обезумевший, получеловек-полузверь, пленница своих грёз, льющихся с неба словно град… (Останавливается, окидывает Хасая гневным взглядом) Посмотри, во что ты меня превратил?!
Хасай (в ужасе, отпрянув). Это не так!.. Будем откровенны. Ведь в те годы вы меня и слушать не хотели!.. Только Шекспиром и бредили…
Гюльтекин (надвигается на Хасая, с ненавистью). Ты заставил меня жить этой жизнью… Вопреки моей воле! Во имя своих мелких, ничтожных амбиций!.. Ради славы! Жажды почёта! (Обессиленно) А где она теперь – твоя слава? Достань, дай накину тебе на плечи, может, согреет твою душу! ...
Хасай (взволнованно). Ведь все было не так!.. Выслушайте меня! Ведь тогда время было такое. Литература была идеологическим оружием власти…
Гюльтекин (по мере того, как она приближается к Хасаю, пространство начинает раскачиваться, неожиданно с безумным криком). …Убийца! Убийца!.. Убийца-а-а!!!
Свет меняется. Гремит гром.
Гюльтекин (стоит, словно пригвождённая, печально). Ведь каждый раз… после каждого такого спектакля я болела… Пыталась очиститься от всей этой скверны… от бездарного набора слов, отравляющего кровь и душу.
Хасай (в ужасе). Что… вы говорите?.. Ведь я… Прошу вас, выслушайте меня…
Гюльтекин (не слышит Хасая). …ночами сводила счёты с жизнью… а по утрам вновь возвращалась к тебе - в театр… (Зрителям) А куда мне было деваться?.. (Плачет)Где я могла найти приют в этой бессмысленной, бессодержательной жизни?..
Хасай (взволнованно). …Вы и тогда меня не слушали и сейчас не хотите. Вы вообще хоть кого-то слушаете?.. Ведь тогда я написал последний вариант и бросил его к вашим ногам! А вы… помните, прилюдно разорвали его на мелкие кусочки и рассыпали по лестнице, в театре, чтобы унизить меня, оскорбить! В то время как…
Гюльтекин (плачет, грубо перебивает Хасая). Довольно… закончим! Что было, то прошло… Я больше не в театре, и ваши пьесы больше не ставятся…
Хасай (смущённо). Я понимаю. Я виноват перед вами, простите... Я заставлял вас играть нежеланные роли… словом, принуждал вас, как вы сказали, прожить жизнь, которую вы не желали проживать. Но ведь и меня принуждали!.. И над моей головой висел топор палача – острый меч идеологии, готовый снести мне голову с плеч!.. Вы учтите это…
Голос из репродуктора. Внимание! Внимание! К сведению пассажиров! Заканчивается посадка на поезда, отправляющиеся со второго, третьего и шестого путей! Просьба пассажирам занять свои места!
Гюльтекин (обессиленно опускается на скамью, печально).
Как много ролей я сменила,
Но это последняя роль…
Это последний образ
Этот образ – мой конец.
(Небесам) Дай сил, Господь, мне полюбить
Свое покрытое морщинами лицо!
Дай сил любить себя такой,
В таком обличье, с таким лицом!
(Голос понижается) Даже если никто не полюбит меня отныне,
Дай сил самой любить себя…
Свое последнее обличье, последнее лицо,
Как любит дерево последний свой листок.
Слышен гул землетрясения. Сверкают молнии, грохочет гром. Сильный ветер разбрасывает по перрону вещи из раскрытого чемодана Гюльтекин.
Хасай (испуганно смотрит по сторонам). Что… вы сделали???
Вой ветра усиливается. Хасай пытается ухватиться за что-то и удержаться на ногах, но, не устояв под напором ветра, падает и катится по сцене. Ветер разносит разноцветные перчатки, шапки, шарфы и зонтики, выпавшие из чемодана.
Гюльтекин. Хасаа-аай!!! Постоо-ой!!! Кудааа?!
Пространство погружается в таинственный полумрак, затем на сцене и в зрительном зале включается свет. Появляются рабочие в униформе. Они выкатывают на сцену фонарные столбы на специальных колесах и начинают восстанавливать «перрон», который зрители видели в начале спектакля.
Гюльтекин (щурясь от яркого света). Ай!! Где я? Что это за место? (Растерянно мечется, зрителям) Я… Но я… Простите ради Бога… (Растерянно смотрит то на рабочих, то на зрителей, смущенно оправляет одежду, волосы) Ведь я покупала билет! Клянусь богом, покупала. Не верите?.. Вот мои чемоданы…
На сцену выходят Режиссер и его Помощник.
Режиссёр (увидев Гюльтекин, вздрагивает и останавливается, нервно, Помощнику). Опять она… Кто впустил?.. (Подходит к Гюльтекин) Ну, сколько можно говорить, объяснять?.. Это уже невыносимо!.. Это кошмар какой-то! Так работать нельзя! Ей-богу, нельзя! Может ты и была когда-то великой актрисой, но ведь все заканчивается, меняется, проходит! Почему ты никак не поймешь это?! (Кричит куда-то за кулисы) Есть в этой чертовой дыре охрана или нет?! Я у вас спрашиваю!!! (Швырнув бумаги на пол, уходит)
На сцену выходят Продавщица семечек, Продавец газет, Нищий, молодые актёры и актрисы. Они окружают Гюльтекин, стоящую посреди сцены, как высохшее, скрюченное дерево с обломанными ветвями…
Слышен перестук колёс и гудок приближающегося к перрону поезда… На рельсы падает свет его фонарей. Гюльтекин, выпрямившись, подходит к чемоданам, достает из одного чемодана шляпу с перьями, надевает ее и идет к рельсам.
Свет меняется. В мерцании света и тьмы видно, как Гюльтекин бросается под поезд.
Крики ужаса сливаются с шумом колёс и свистом промчавшегося над ней поезда. Все мечутся в панике с возгласами «Врача!» «Врача!».
Пространство погружается в темноту и тишину. Сцена медленно освещается.
Хасай (обернувшись к зрителям, скорбно). Она была великой актрисой!..
Продавец газет (скорбно). Это была её лучшая роль!
Нищий. Она – последняя из могикан!
Музыка. На сцену выходит Режиссер.
Режиссёр (тяжёлым шагом выступив вперед, печальным голосом, зрителям). Искусство нашей страны понесло большую утрату… Сегодня безвременно покинула этот мир заслуженная артистка, любимица публики. (Все опускают головы) Она могла бы сыграть ещё столько ролей… (Выдержав паузу) Но что поделать?!.. Жизнь продолжается. (Деловито хлопает в ладоши, окружающим) За дело, скоро начнется представление! (Смотрит на часы) Все по местам! (Куда-то вверх) Свет! Занавес!..
Все уходят. Звучит музыка. На сцене появляется Молодая актриса.
Молодая актриса (ходит по сцене, со страхом озираясь вокруг). Где я?.. Что это?.. (Подбирает с пола афишу, читает) Вок-зал для ак-трисы?..
Звучит музыка.
Занавес
В пьесе использованы стихи Шекспира, Гёте, Рюккерта, Рамиза Ровшана, Вагифа Баятлы, Маира Караева.